Популярность Евгения Викторовича – в среде вооружённых спецов и в народе – была основана на двух его свойствах.
Во-первых, и это сделало его авторитетом в окопах, он в своей работе предпочитал положительный отбор, он шёл за прибылью, а не прикарманивал убытки. Иными словами, он выдвигал лучших, давал право голоса знающим и отличившимся, принимал решения в интересах дела, а не в логике «как бы чего не вышло» или «согласуем эту проблему с женой зятя племянницы брата однокурсника Иван Иваныча, а пока всё оставим как есть». В каком-то смысле, Пригожин действовал как классический старый американец, разве что не клал ноги на стол и не курил сигару, и эта его нацеленность на пользу, а не на бюрократический ритуал – притягивала всех, кто устал от безысходности чиновничьего мира.
Второе и главное – что превратило его в звезду для гражданских, – это его чувства.
Россия чудовищно изголодалась по эффекту личного участия человека с деньгами и положением – во всеобщих бедах. Рыбьеглазые начальники бубнят свои положенные тексты, и ждать от них эмпатии, пусть и не доброты, но хотя бы ярости, – так же бессмысленно, как и рассчитывать на марсиан. В России нет политической речи от первого лица, нет прямого разговора власти с гражданином, нет харизматического стиля, который вызывает магнетическое впечатление вовлечённости босса в жизнь простых смертных.
Честно говоря, это общемировая проблема – мы видим пластмассовых Макронов и синильных Байденов, и видим, как отчаянно рядовые американцы поддерживают своего героя Трампа, вопреки единодушной ненависти элит, вопреки всем уголовным делам, – но в России этот холод, это равнодушие, выраженное в том числе и в мёртвом государственном языке «проводимых мероприятий» и «работы с населением», принимает поистине катастрофические формы.
Люди хотят, чтобы кто-нибудь сильный – обращался именно к ним, переживал вместе с ними, злился за них, мстил за них, шёл навстречу огню, когда мог бы в теории и не идти. Русские люди сироты, это нелюбимый, обделённый вниманием народ.
И Евгений Викторович дал им это внимание, отдал им собственный громкий голос.
Могут сказать: это была имитация, театр. А я скажу: чтобы что-нибудь как следует имитировать, надо прожить это всерьёз.
7.
Памятный день 24 июня 2023 года я провёл в состоянии полной разрухи.
Разумеется, мне нравились вагнеровская смелость, пригожинское правдорубство, этот негодующий крик, этот мощный замах, – и, вместе с тем, я понимал, что прямо сейчас, и ровно этими, яркими и полезными людьми совершается тягчайшее преступление, бунт за спиной фронта с неизвестными последствиями. Этот поступок можно понять, но невозможно одобрить, это был роковой жест саморазрушения, который грозил утянуть за собой и саму Россию, но, по счастью, всё обошлось суточной нервотрепкой.
Миф о героях – любых героях, всех этих рыцарях, пиратах, ковбоях, разбойниках, самоназначенных командирах, – устроен так, что его протагонист обречён на грандиозную ошибку и трагическую гибель, иначе почти не бывает. Он много на себя берёт – и в финале расплачивается, он отражает удары от тех, кто впереди, но должен пропустить выстрел в спину, его обязательно предадут, накажут, достанут, и если не те, так эти.
Герой – всегда гордец, самозванец-Емельян, забирающий власть по праву силы и нахальства, но эта гордость, этот нарциссизм обеспечивают ему ложное чувство вседозволенности, всемогущества, неприкосновенности, и он забывает, что всему есть предел.
Пригожин сыграл по правилам этого мифа до конца.
И теперь, когда его нет, я по-прежнему не могу оправдать то, что он устроил, но и судить его уже поздно. Своей смертью он закрыл счёт.
https://octagon.media/blogi/dmitrij_..._kuvaldoj.html
Комиссарисчезает