Офф топ и очередная "простыня"
, точнее кусочек ее. Сегодня любимейшему моему американцу Курту Воннегуту исполняется 100 лет.
Ниже отрывок из статьи о нем любимейшего обозревателя Юрия Сапрыкина, который не филолог, не критик, но о литературе пишет так, что давно знакомые, казалось бы, тексты, вдруг высвечиваются новыми гранями.
Полный текст статьи здесь
https://www.kommersant.ru/doc/5651215
Война и мир
«Одно из самых главных последствий войны состоит в том, что люди в конце концов разочаровываются в героизме»
(«Бойня номер пять, или Крестовый поход детей»)
«Знаете, что я говорю людям, когда слышу, что они пишут антивоенные книжки? — сообщает в начале «Бойни номер пять» собеседник Воннегута.— Я им говорю: почему бы вам вместо этого не написать антиледниковую книжку?»
Абсурд войны, выходящий за пределы человеческого разумения,— общее место для военной прозы после двух мировых войн; но для Воннегута даже высказывание «война абсурдна» оказывается слишком сильным. Война — одно из событий «тральфамадорской» временной цепи, которые невозможно ни изменить, ни осмыслить; в «Бойне номер пять» Воннегут приходит к тому, что война не подлежит даже простому описанию. Книга о бомбардировке Дрездена не показывает саму бомбардировку: мы видим только немецких охранников и американских пленных, поднявшихся из убежища на дымящиеся руины, и в этом пейзаже между ними нет уже никакой разницы. Главная книга Воннегута о войне, книга против войны, оказывается книгой о невозможности сказать что-либо о войне.
Попытка натянуть на войну любой нарратив — в конечном счете ложь или пропаганда: в начале «Бойни» автор разговаривает с женой своего однополчанина и та говорит ему — мол, вы напишете книжку, в которой вы будете выглядеть настоящими мужчинами, и по ней снимут фильм, где вас сыграют Фрэнки Синатры и Джоны Уэйны и война будет показана красиво, и пойдут войны одна за другой, и на них будут воевать наши дети. Война у Воннегута — нечто прямо противоположное: это прежде всего усталость и боль, страдания отдельного человеческого тела, которые никого не способны вдохновить и ничему не могут научить. «Вы же были совсем дети!» — говорит его собеседница: так и есть, все причастные к войне у Воннегута — прежде всего уставшие и потерянные дети. Вечно смотрящие не туда и ничего не понимающие — и, возможно, за счет этого и выжившие.
Бомбардировку Дрездена (в которой гибнет почти вдвое больше людей, чем в Хиросиме) пытались объяснить соображениями возмездия или политической целесообразности, но для воннегутовских героев это слепое пятно. Эта нечеловеческих масштабов трагедия случилась нипочему и была нужна низачем: как говорит в «Бойне» генерал британской авиации, «это было страшное несчастье, какие иногда случаются в военное время, вызванное жестоким стечением обстоятельств». Был город — и нет его. Нет даже свидетелей: любой свидетель уже стал жертвой и не может об увиденном рассказать.
«Бойня номер пять» публикуется в разгар вьетнамской войны и входит в резонанс с общественными настроениями: любое высказывание о том, что война бессмысленна, вливается в общую антивоенную волну. Но Воннегут даже относительно этих волн настроен скептически. Вьетнамская война, говорит он в интервью Playboy, «лишила нас иллюзии, будто мы способны контролировать действия собственного правительства... Вьетнам показал, что рядовому человеку не дано каким бы ни было образом воздействовать на власть, хотя бы он прибегал к актам гражданского неповиновения... Властям все это было безразлично... Тяжелый, травмирующий урок».
И во Вьетнаме, и в Хиросиме, и в Дрездене у властей были свои резоны, почему для общего блага именно сейчас нужно бомбить и убивать. Эта жестокая иррациональная воля лежит в природе любой власти: в первой главе «Бойни» Воннегут вспоминает библейскую легенду о Содоме и Гоморре — и жену Лота, обернувшуюся посмотреть на уничтоженные города и превращенную за это в соляной столб. «В обоих городах, как известно, было много скверных людей. Без них мир стал лучше… Но она оглянулась, за что я ее и люблю, потому что это было так по-человечески». Написать антивоенную книгу — все равно что пытаться остановить ледник, но бросить последний взгляд на тех, кто оказался раздавлен, растерзан, уничтожен (как обычно, во имя высших идеалов и торжества справедливости) — всегда в человеческих силах.
«Эта книга не удалась, потому что написал ее соляной столб».