Монти. Моя боль. Моя вина. Моё горе.
Я сама забирала его мёртвое тело с шоссе. Я сама, совком, рыла ему могилу. Глубокую. А Монти, мёртвый, лежал рядом. И рядом лежал Робин. Живой. А я рыла. Долго. С перекурами. Я сама спускала тело на дно. Я сама закапывала его. И это было правильно. Что я одна тогда была. Какой-то в этом был смысл. Потом, уже позже, приехали из Москвы все. Но мёртвым видела его только я. И это тоже было правильно. И день этот, 26 июня, не вычеркнешь. Не вырвешь из календаря. Не повернёшь, не перемотаешь, время вспять. Не переиграешь. Не начнёшь тот день сначала. И стихов для этого нет. И песен.
А могила есть. Земля, песок, камни. Большие камни. И можжевельники. И горянка. И хоста. И герань. И ящерица, греющаяся на весеннем солнце:
И есть Мартин. Который пришёл на смену Монти.